О бальных книжечках и вечерних нарядах красавиц

В нарядах их вкусу было пропасть: муслины, атласы, кисеи были таких
бледных модных цветов, каким даже и названья нельзя было прибрать (до
такой степени дошла тонкость вкуса). Ленточные банты и цветочные букеты
порхали там и там по платьям в самом картинном беспорядке, хотя над
этим беспорядком трудилась много порядочная голова. Легкий головной
убор держался только на одних ушах, и казалось, говорил: "Эй, улечу,
жаль только, что не подыму с собой красавицу!" Талии были обтянуты и
имели самые крепкие и приятные для глаз формы (нужно заметить, что
вообще все дамы города N. были несколько полны, но шнуровались так
искусно и имели такое приятное обращение, что толщины никак нельзя было
приметить). Все было у них придумано и предусмотрено с необыкновенною
осмотрительностию; шея, плечи были открыты именно настолько, насколько
нужно, и никак не дальше; каждая обнажила свои владения до тех пор,
пока чувствовала по собственному убеждению, что они способны погубить
человека; остальное все было припрятано с необыкновенным вкусом: или
какой-нибудь легонький галстучек из ленты, или шарф легче пирожного,
известного под именем "поцелуя", эфирно обнимал шею, или выпущены были
из-за плеч, из-под платья, маленькие зубчатые стенки из тонкого
батиста, известные под именем "скромностей". Эти "скромности" скрывали
напереди и сзади то, что уже не могло нанести гибели человеку, а между
тем заставляли подозревать, что там-то именно и была самая погибель.
Длинные перчатки были надеты не вплоть до рукавов, но обдуманно
оставляли обнаженными возбудительные части рук повыше локтя, которые у
многих дышали завидною полнотою; у иных даже лопнули лайковые перчатки,
побужденные надвинуться далее, - словом, кажется, как будто на всем
было написано: нет, это не губерния, это столица, это сам Париж! Только
местами вдруг высовывался какой-нибудь не виданный землею чепец или
даже какое-то чуть не павлиное перо в противность всем модам, по
собственному вкусу. Но уж без этого нельзя, таково свойство губернского
города: где-нибудь уж он непременно оборвется.

Н.В.Гоголь





Знак к началу бала отдавали хозяева, и первым танцем, как правило, был
полонез. Его обычно танцевали все или почти все присутствовавшие. Далее
танцы шли почти непрерывно, и мало было таких кто не пропускал ни
одного танца за вечер.

Последовательность танцев заранее объявляться стала довольно поздно –
ближе к концу века, когда появились и вошли в моду "малые" танцы –
такие, как падекатр, падеспан, паде… и так далее. Соответственно, с
этого же времени устроители бала стали выпускать "карне" – программки
бала, где можно было записать своих партнеров на тот или иной танец. До
того бальные книжечки, опять-таки предназначенные для записи
приглашений, у дам были свои собственные, являвшиеся порой
произведениями искусства.





Существовали строгие правила приглашения на танец. Кавалеру
рекомендовалось делать приглашение в виде комплимента: «Вы так
прекрасны сегодня, что любоваться Вами – одно удовольствие. Надеюсь, Вы
подарите мне счастье любоваться Вами в мазурке?». Дама имела право
отказать, если: а) кавалер был без перчаток; б) она хотела пропустить
танец – не танцевать, а отдохнуть; в) она уже обещала этот танец
другому; в) она уже танцевала с этим кавалером три танца за вечер или
предыдущий танец. В любом другом случае дама была обязана принять
приглашение. Если она отказывала без причины, она не имела право
участвовать в этом танце вообще. Делая приглашение, кавалер должен был
даме поклониться, а дама, вне зависимости от того, соглашалась ли она –
сделать небольшой книксен. А для этого сидящей даме необходимо было
встать с места.