24 апреля, вторник.
Завтра улетать, а в сознании так еще и не угнездилось: я - в Риме. Последний день.
…Однако время приближается к двум. Виктория уже на остановке. Минут десять пешком - и мы на площади Святого Петра. По законам городской барочной архитектуры Италии, гениально совместившей приемы ландшафтного дизайна и внутреннего дизайна жилища, площади рассматриваются в качестве вестибюля, ведущего к храму. Каков храм, таков «вестибюль»…
[IMG]http://*********ru/3926222m.jpg[/IMG]
(из Интернета)
Площадь святого Петра, спроектированная Бернини, считается самым монументальным сооружением римского барокко. Причем монументальность в данном случае не означает застывшие формы, подавляющие могуществом. Бернини гениально выстраивает здесь отношения пространства, величины и объемов, играя по науке законами оптического восприятия.
Каждая из ступеней Царской лестницы, ведущей к главному входу в базилику, чуточку короче предыдущей. Огромный купол храма Святого Петра виден отовсюду, но при приближении к нему как бы исчезает. В результате у подножия лестницы вдруг видишь, как она реально уходит прямо в небеса!
[IMG]http://*********ru/3917006m.jpg[/IMG]
(из Интернета)
Точно так же впечатление завораживающей глубины возникает от стремительного разбегания перед собором двух колоннад с коридорами, составленными каждая из четырех рядов колонн.
[IMG]http://*********ru/3908814m.jpg[/IMG]
(из Интернета)
Этот эффект достигается точно выверенным хитроумным расчетом: колонны ритмично уменьшаются по высоте, все дальше отступая от площади. Он таит в себе еще один грандиозный фокус: если смотреть на колоннаду из определенных точек, то вместо четырех рядов колонн увидишь только один, остальные, как по волшебству, растворятся в воздухе.
Из всего архитектурного великолепия, что удалось повидать в Риме, площадь Святого Петра самая завораживающая и вдохновляющая.
Посередине площади, между фонтанами, высится гранитный шестигранный обелиск, своим ослепительным сиянием напоминающий меч джидаев. В Шестнадцатом веке его сюда перенесли из цирка Нерона, и римский папа водрузил на его вершине крест с частицей Древа Животворящего Креста Господня.
Собор посвящен первому христианскому римскому понтифику - Святому Апостолу Петру, проповедовавшему учение Христа, и казненному при Нероне: на распятии, вниз головой. Император Константин повелел построить над его могилой базилику, чтобы она была лучшей из всех римских базилик.
Волею божьей так оно и произошло - базилика была возведена, прославлена на весь мир, и простояла 1000 лет. Однако в 15 веке появились основания опасаться за ее сохранность. Папа Юлий Второй набрался дерзости опрокинуть часть святыни, и на ее месте возвести новый грандиозный собор. Произошло это в 1506 году, а всего строился храм 100 лет. Первым его зодчим был Донато Браманте, дядя Рафаэля - то ли родной, то ли двоюродный.
Все это и много других необыкновенно интересных подробностей Виктория успевает сообщить до входа в музеи Ватикана. По моей просьбе начинаем с Пинакотеки - картинной галереи. По нашему плану, проходим все музеи подряд, включая станцы (комнаты) Рафаэля, и заканчиваем экскурсию в Сикстинской Капелле.
Я снова с наслаждением окунаюсь в море информации и впечатлений. Хочу поделиться особенно зацепившими - про Рафаэля, которые позже я постаралась выверить по источникам и по Интернету.
Итак, в 1508 году, в самый разгар начальной стадии «стройки века» - собора Святого Петра, - папа Юлий Второй, по совету архитектора Браманте и рекомендации священника и художника фра Бартоломео, приглашает в Рим Рафаэля, и заказывает ему расписать фресками стены его папских покоев.
В свои двадцать пять Рафаэль уже сложившийся художник, автор множества восхитительных рисунков и картонов, в том числе нашумевших картин «Обручение девы Марии» и «Мадонны Коннестабиле», что по сей день, как известно, является гордостью Эрмитажа. В числе его ближайших друзей признанные художники и поэты, герцоги и кардиналы. Он известен за границей, в него, как в современную поп-звезду, влюблено пол-Италии, в том числе роскошная привередливая Флоренция, у него полно учеников и поклонников, глядящих на него с молитвенным восторгом и сопровождавших его, куда бы он не направлялся, как свита Цезаря.
Небезызвестен Рафаэль и Юлию Второму. Он возлагает на него огромные надежды, и не только как на мастера живописи. Его привлекает сопутствующая Рафаэлю слава человека, наделенного христианскими добродетелями. Ибо предшествующее правление порочного папы Александра YI сильно пошатнуло уважение в христианском мире к Риму и папскому престолу. Угроза обрушения его символа - базилики Св. Петра, - вписалась в эти события предупреждением свыше. Поэтому возведение нового храма для папы Юлия II стало не просто прозаической необходимостью перестройки и ремонта здания, а как бы очищением его от скверны. И это стало делом всей его жизни, религиозной миссией на земле.
«Браманте, ломай все!» - ежедневно звучало под сводами храма среди лесов. Юлий II не хотел жить в комнатах и залах Ватикана, которые напоминали об одиозном предшественнике. Он велел уничтожить портрет Александра и все фрески на стенах, говоря, что самые стены заслуживают казни за то, что сохраняют память об этом Иуде: - «Браманте, ломай все!»
Для Юлия 11 в качестве его новых покоев Браманте приготовил комнаты верхнего этажа, где стены были украшены фресками знаменитых мастеров, в том числе Андреа дель Сарте, Пьеро делла Франческа и Перуджино.
Рафаэлю были предложены свободные стены залы делла Сеньятура, потолок которой был уже расписан. Но когда папа увидел первую работу Рафаэля, он пришел в такой восторг «неописенный», что приказал уничтожить всю бывшую там прежде живопись. С той минуты Рафаэль Санти становится официальным художником папского престола.
Легко сказать: рушь, сбивай, пиши заново. До сих пор ему доводилось только любоваться фресками. Предстояло срочно овладеть новой для него техникой, с присущим ей полным набором приемов и секретов, которые невозможно было раскрыть, только анализируя доставшиеся ему по воле случая, обреченные к уничтожению его руками, шедевры.
Но ведь совсем рядом с ним работает гениальный Микельанджело! Именно сейчас он расписывает купол капеллы церкви, по слухам, сценами из Библии, на сюжет сотворения мира. Достоверно никому ничего про это не известно, так как Микельанджело священнодействует в полном одиночестве, днями напролет, под покровом глубокой тайны.
Молва приписывает Микельанджело неприязнь к нашему душке-Рафаэлю. Якобы, он даже умел провоцировать этого учтивого юношу на дерзости. Мол, ревновал к его успеху, молодости, красоте, всеобщей любви - прямо-таки Моцарт и Сальери. И что на ночь капеллу велел запирать исключительно из вредности, чтобы Рафаэль не проник туда и не спер его секретов, а, наоборт, опростоволосился перед папой.
Низкий уровень этих сплетен сам по себе дискредитирует подобную информацию. Редкостное умение Микельанджело наживать себе врагов сомнению не подлежит, но уж Рафаэль точно не принадлежал к их числу. Как и Микельанджело не мог не оценить молодого гения по достоинству. Кстати, сам Микельанджело тоже не всегда был глубоким старцем, и Рафаэль был его всего на девять лет моложе. К тому же домыслы о возможной ревности к превосходству Рафаэля не имеют под собой никакого основания хотя бы потому, что Микельанджело художником себя вообще не считал, а Рафаэль не был скульптором. Какое, на фиг, соперничество?
Тем не менее, для вящего «антересу» была запущена и до сих пор бытует байка про то, как Рафаэль горячо и долго пытался уговорить своего дядю Браманте, которому Юлий 11 доверил все ключи, открыть для него капеллу, взглянуть на фрески хоть одним глазком, но все безуспешно. Пока не произошли неожиданные события: Микельанджело разругался с папой Юлием вдрызг и уехал. Той же ночью Рафаэль осуществил свою мечту. Увидев, наконец, вожделенные шедевры, он понял, что по-старому больше писать не сможет.
Все искусствоведы сходятся во мнении, что прославленная фреска Рафаэля «Афинская школа» носит явные черты подражания живописной манере Микельанджело именно времени создания цикла «Сотворение мира». Что не мешает ей быть шедевром. Однако вопрос, как ему удалось лицезреть предмет подражания, столь тщательно и адресно от него скрываемый, остается открытым. Ведь после отъезда Микельанджело недописанный им купол плотно прикрыли и занавесили.
Хотя ответ лежит на поверхности - прозаическая версия, без интригующих страстей. Что жесткий «райдер» Микельанджело вызван не его личными капризами и причудами, а необходимостью строгого соблюдения технологии стенной живописи, диктующей писать красками по влажной штукатурке, и только до тех пор, пока она не высохла. То есть отвлекаться на что бы то ни было постороннее, пусть это постороннее - сам папа римский, - было непозволительной роскошью. А то, что мастер запирал капеллу на ночь - так ведь дуракам незаконченное не показывают… Если серьезно - опять-таки технология: нельзя было нарушать температурный режим, губительными для фресок могли стать даже звуки.
Однако Рафаэль Иванович Урбинский умел-таки «уговорить девушку»! Иначе не сделал бы такой стремительной карьеры при дворце, не стал бы кандидатом для избрания в кардиналы, чему помешала внезапная его смерть во цвете лет. Похоже, само понятие харизмы, означающее благословение, божью благодать (столь необоснованно применяемое в наше время там, где достаточно простого слова «обаяние»), - понятие это словно специально было придумано для Рафаэля. Короче, если не самого Микельанджело - консультировать, то своего дядю Браманте - к должностному проступку - он наверняка склонил.